Решения и определения судов

Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 17.04.2002 N 186п02пр Протест на приговор по делу о получении взятки и служебном подлоге в отношении осужденных оставлен без удовлетворения, так как при отсутствии доказательств наличия события преступления и процессуальных оснований для направления дела на дополнительное расследование суд обоснованно постановил в отношении осужденных оправдательный приговор, который соответствует требованиям ст. ст. 301, 314 УПК РСФСР и является законным, обоснованным и мотивированным.

ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 17 апреля 2002 г. N 186п02пр

Президиум Верховного Суда Российской Федерации в составе:

председателя - Лебедева В.М.,

членов Президиума - Верина В.П., Вячеславова В.К., Жуйкова В.М., Каримова М.А., Кузнецова В.В., Меркушова А.Е., Попова Г.Н., Свиридова Ю.А., Сергеевой Н.Ю., Смакова Р.М.

рассмотрел дело по протесту заместителя Генерального прокурора Российской Федерации Кехлерова С.Г. на приговор Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 19 июля 2001 года, по которому

К.В., <...>, украинец, с высшим образованием, несудимый,

по ст. ст. 290 ч. 4 п. “в“, 305 ч. 1, 292 УК РФ;

У., <...>, русская, со средним образованием, несудимая,

по ст. 292 УК РФ, -

оправданы каждый
за неустановлением событий преступлений.

Отказано М.Г. и Ш.Н.П. в удовлетворении требований о возмещении материального и морального вреда.

Определением Кассационной коллегии Верховного Суда Российской Федерации от 20 ноября 2001 года кассационный протест государственного обвинителя и жалобы потерпевших оставлены без удовлетворения.

В протесте поставлен вопрос об отмене состоявшихся по делу судебных решений и направлении дела на новое судебное рассмотрение.

Заслушав доклад судьи Верховного Суда Российской Федерации Мещерякова Д.А., выступление заместителя Генерального прокурора Российской Федерации Кехлерова С.Г., поддержавшего протест, Президиум Верховного Суда Российской Федерации

установил:

органами предварительного следствия К.В. обвинялся в том, что, занимая государственную должность судьи Богородицкого городского суда Тульской области и осуществляя функции представителя власти, то есть являясь должностным лицом, путем вымогательства получил денежную взятку за совершение действий, входивших в его служебные полномочия, в пользу взяткодателей; он же обвинялся в вынесении заведомо неправосудного решения.

Одновременно К.В. и У. предъявлено обвинение в том, что они, являясь соответственно должностным лицом и государственной служащей, из личной заинтересованности внесли заведомо ложные сведения в официальные документы.

Согласно предъявленному обвинению, преступления совершены при следующих обстоятельствах.

В середине декабря 1995 года в Богородицкий городской суд поступило первое, а в феврале 1996 года второе исковое заявление Ш.В.Н. к его сестре М.Г. и отцу Ш.Н.П. Получив эти заявления, судья К.В. с целью получения путем вымогательства взятки, не стал регистрировать их, длительное время дело к слушанию не назначал, а после назначения всячески затягивал его рассмотрение. При личных встречах с М.Г. он заявлял, что в материалах дела имеются препятствия относительно решения его в ее пользу, не объясняя сути этих препятствий, а для их устранения она должна передать 3 млн. неденоминированных рублей,
чем умышленно поставил ее в такие условия, при которых М.Г. была вынуждена согласиться дать взятку во избежание неблагоприятных последствий для ее правоохраняемых интересов.

Полагая, что К.В. вынесет решение в ее пользу, М.Г. приняла меры к сбору обусловленной суммы денег, заняла 1 млн. рублей у знакомой М., но не смогла собрать требуемую сумму. К.В. согласился на получение взятки в несколько приемов, после чего в январе 1997 года получил в своем служебном кабинете от М.Г. часть взятки в сумме 1 млн. неденоминированных рублей.

Затем в марте-апреле 1997 года К.В. в своем служебном кабинете дважды получил от М.Г. по 500 тыс. руб., а остальную сумму она не смогла передать ввиду финансовых затруднений.

21 апреля 1997 года судья К.В. вынес решение, которым частично удовлетворил исковые требования ее брата Ш.В.Н.

Не удовлетворенная таким решением М.Г. потребовала от К.В. возврата денег. Не надеясь на возврат денег, вместе со своим мужем М.Н. она записала разговоры с К.В. на личный диктофон, но К.В. вернул ей деньги.

Вопреки установленным в судебном заседании обстоятельствам, К.В. положил в основу решения искаженные показания свидетелей В. и К., Ш.В.В. и М.Н., ответчиков Ш.Н.П. и М.Г., сфальсифицировав доказательства, и вынес заведомо неправосудное решение от 21 апреля 1997 года и удовлетворил иск Ш.В.Н. относительно принятия им наследства в размере 1/6 части домовладения.

Для вынесения такого решения К.В. и, по его указанию, секретарь судебного заседания У. совершили должностной подлог, внеся в протокол судебного заседания от 29 марта 1996 года сфальсифицированные показания свидетелей Ш.В.В. и М.Н., которые в судебном заседании не допрашивались, приобщили к делу подписку данных свидетелей с подделанными от их имени
подписями против их фамилий. Также внесли в протоколы судебных заседаний от 29 марта 1996 года, от 26 марта и 18 апреля 1997 года искаженные показания ответчиков Ш.Н.П. и М.Г. в пользу истца, перенесли показания М.Г. из протокола от 26 марта 1997 года в протокол от 18 апреля 1997 года, уже после вынесения решения суда, то есть 28 июля 1998 года.

Указанные выше действия К.В. были квалифицированы органами следствия по ст. ст. 290 ч. 4 п. “в“, 305 ч. 1, 292 УК РФ, а У. - по ст. 292 УК РФ.

Принимая решение об оправдании К.В. и У. за неустановлением события преступлений, судебная коллегия в приговоре указала, что по делу отсутствуют доказательства, свидетельствующие о совершении ими названных преступлений, и никто из участников процесса не заявил ходатайства о направлении дела на дополнительное расследование.

В протесте поставлен вопрос об отмене состоявшихся судебных решений и направлении дела на новое судебное рассмотрение. В протесте указано, что приговор является необоснованным, поскольку его выводы не соответствуют фактическим обстоятельствам дела. Суд дал доказательствам оценку выборочно, а не в их совокупности, взяв за основу лишь те, которые, по мнению суда, свидетельствуют о невиновности оправданных. При этом не были учтены обстоятельства, которые могли существенно повлиять на выводы суда. При оценке противоречивых доказательств суд без достаточного обоснования принял одни из них и отверг другие.

Так, передача денег К.В. в качестве взятки подтверждена показаниями допрошенных в судебном заседании свидетелей М.Г., М.Н., Ш.Н.П., М.Ю. и М.С., которые, как и на предварительном следствии дали подробные и последовательные показания об обстоятельствах передачи М.Г. денег и возврате их К.В., а
также другими, исследованными судом доказательствами, изобличающими К.В. в совершении указанного преступления.

Из показаний допрошенной в суде Д. следует, что, когда она узнала от жены К.В. о том, что ее мужа обвиняют в получении взятки, она, встретившись с М.Г., стала просить изменить данные ею показания, взять заявление о привлечении К.В. к уголовной ответственности и написать новое по образцу, переданному ей женой К.В. Суд необоснованно пришел к выводу, что это обстоятельство не свидетельствует о совершении К.В. преступления на том основании, что он не поручал Д. вести переговоры с М.Г.

Судом не дана оценка показаниям У., родственника К.В., подтвердившего в суде, что, когда он разговаривал с М.Г. о происшедшем, она ему рассказала, что К.В. принял у нее взятку и все сделал не в ее пользу.

Необоснованным является содержащееся в приговоре утверждение о крайне противоречивых показаниях М.Г. относительно времени передачи денег К.В. Как установлено предварительным следствием, деньги К.В. были переданы М.Г. в конце 1996 года и в начале 1997 года. В судебном заседании М.Г. пояснила, что даты встреч и передач денег К.В. она не помнит и назвать не может, но заявила, что это было весной 1996 года. После оглашения ее показаний, данных на предварительном следствии, М.Г. полностью их подтвердила и объяснила причину противоречий плохой памятью и давностью имевших место событий. Проигнорировав это объяснение М.Г., суд совершенно необоснованно указал в приговоре, что М.Г. не смогла объяснить, чем вызваны противоречия в ее показаниях.

Допрошенные в суде Ш.Н.П., М.Н., М.Ю. и М.С. дали подробные показания об известных им обстоятельствах передачи денег М.Г. К.В., однако суд, обосновывая вывод об отсутствии события преступления,
в приговоре отверг их показания на том основании, что “они не были очевидцами передачи денег судье К.В. и все знают лишь со слов М.Г.“.

Вывод суда о том, что заявление М.Г. о даче взятки К.В. и аудиокассеты от нее получены с существенным нарушением уголовно-процессуального закона, что, по мнению суда, делает эти доказательства недопустимыми, а также утверждение суда о том, что аудиокассеты до их осмотра с участием понятых и приобщения к делу уже находились в распоряжении работников ФСБ, не соответствуют фактическим обстоятельствам и не подтверждаются исследованными в суде доказательствами.

Факт предъявления М.Г. кассет с заявлением в ФСБ 26 мая 1997 года подтвержден, кроме показаний самой М.Г., допрошенными в суде работниками ФСБ Л. и Н., а также протоколом осмотра (том 1 л.д. 51). О том, что кассеты были осмотрены и прослушаны с участием понятых, подтвердили в суде Л., Н., М.Г. и присутствующая в качестве понятой Д. Ссылка в приговоре на показания Д. и У. о том, что кассеты не прослушивались, не соответствует их показаниям, содержащимся в протоколе судебного заседания (л.д. 100 и 118).

Из показаний допрошенного в суде Н. следует, что в связи с тем, что при прослушивании аудиокассет выяснилось, что качество записи на них плохое, он принял решение произвести их распечатку. Эту работу выполнили соответствующие специалисты ФСБ. Компьютерная распечатка аудиозаписей предъявленных М.Г. кассет была приложена к протоколу осмотра.

Как установлено в суде, работники ФСБ никакого отношения к аудиозаписи разговора с К.В. не имели, произведена она была М.Г. и М.Н. по их личной инициативе с целью добиться возврата переданных К.В. денег.

В исследованных в судебном заседании заявлении
М.Г. в ФСБ с сообщением о преступлении и ее объяснении отсутствует запись о том, что ей разъяснена ответственность за заведомо ложный донос. Бесспорные доказательства того, что М.Г. о такой ответственности не предупреждалась, судом не установлены.

При изложенных обстоятельствах нельзя признать нарушения уголовно-процессуального закона при приеме заявления М.Г., предъявлении ею аудиокассет, даче объяснения в ФСБ существенными и влекущими за собой их недопустимость.

Давая в приговоре оценку имеющимся в деле трем распечаткам записи разговора на аудиокассетах, суд указал, что тексты распечатки не соответствуют друг другу. При этом суд не учел, что третья распечатка (т. 3 л.д. 208 - 213) появилась в процессе производства дополнительной экспертизы, проведенной на основании соответствующего постановления следователя, целью которой было устранение имевшихся противоречий в компьютерной распечатке и при производстве первой экспертизы.

Анализ содержания прослушанных в суде аудиокассет, а также распечаток записей разговора подтверждает направленность умысла М.Г. на возврат переданных К.В. денег за обещанное им принятие решения по гражданскому делу в ее пользу.

Запись разговоров соответствует показаниям М.Г. и М.П., данным ими на следствии и в суде. Зафиксированное содержание их разговора соответствует установленным обстоятельствам передачи взятки (речь идет о “закавыке“, для устранения которой давались деньги для принятия решения в пользу М.Г., сумме переданных денег и т.п.) и с достоверностью дает основания утверждать об имевшем место событии преступления.

Суд в приговоре допустил необъективную и одностороннюю оценку и других доказательств, изобличающих К.В. в вынесении заведомо неправосудного решения и служебном подлоге, а У. - в служебном подлоге.

Как на предварительном следствии, так и в суде свидетель М.Н. категорически отрицал свое участие в судебном заседании по гражданскому делу 29
марта 1996 года и то, что он поставил свою подпись в подписке свидетеля.

Допрошенный на предварительном следствии свидетель Ш.В.В. 7 июня 200 года (т. 3 л.д. 98 - 99) показала, что “свидетелем по иску отца к М.Г. никогда не был и показаний в суде не давал“. На допросе 20 июля 2000 года (т. 3 л.д. 100 - 102) он показал, что в предъявленном ему документе-подписке свидетеля подпись похожа на его, но он в нем не расписывался.

В судебном заседании Ш.В.В. отказался от этих показаний, заявив, что вспомнил о своем участии в судебном заседании 29 марта 1996 года и о том, что расписывался в подписке свидетеля. Причину изменения показаний он объяснил тем, что давал на следствии показания после предъявления ему следователем заключения почерковедческой экспертизы. Такое объяснение не соответствует действительности, поскольку первый допрос Ш.В.В. был произведен еще до назначения почерковедческой экспертизы.

Согласно оглашенному в суде заключению судебно-почерковедческой экспертизы от 13 июля 2000 года, подпись от имени Ш.В.В. в графе “подпись свидетеля“, против фамилии Ш.В.В. в подписке свидетеля от 29 марта 1996 года выполнена не самим Ш.В.В., а иным лицом с подражанием, возможно Ш.А.П. Подпись от имени М.Н. в графе “подпись свидетеля“ в этой же подписке выполнена не самим М.Н., а иным лицом.

Президиум находит, что протест удовлетворению не подлежит по следующим основаниям.

Из показаний К.В. и У. усматривается, что они не признали полностью предъявленного им обвинения и полагают, что М.Г. и ее родственники оговорили, их будучи неудовлетворенными решением суда.

Суд в приговоре с достаточной полнотой исследовал представленные органами предварительного следствия доказательства, положенные в основу обвинения К.В. и У.,
и дал мотивированную оценку каждому из этих доказательств.

В частности, в подтверждение обвинения органы следствия сослались на показания М.Г., Ш.Н.П., свидетелей М.Н., В., К., Д., Ш.В.В., расшифровку аудиозаписи разговора между К.В., М.Г. и М.Н., заключения фоноскопических и почерковедческих экспертиз, материалы гражданского дела и заключение Тульского областного суда от 28 июля 1998 года.

Однако в приговоре сделан обоснованный вывод, что указанные доказательства не дают оснований для постановления обвинительного приговора, поскольку не подтверждают бесспорно факт совершения К.В. и У. уголовно-наказуемых деяний и наличия таковых вообще.

В обоснование обвинения К.В. в вынесении заведомо неправосудного решения и У. в совершении должностного подлога органы следствия указали, что из показаний свидетелей В. и К. в протоколе судебного заседания по гражданскому делу не следует, что Ш.В.Н. было принято наследство.

Однако анализ показаний, изложенных в протоколе судебного заседания и решении суда от 21 апреля 1998 года, свидетельствует, что они, полностью соответствуют друг другу, а свидетели В. и К. в судебном заседании по настоящему делу подтвердили достоверность данных ими показаний по гражданскому делу, положенных в основу решения.

К.В. и У. также отрицали искажение ими показаний указанных свидетелей.

При таких данных суд обоснованно признал несостоятельными выводы органов следствия о вынесении К.В. заведомо неправосудного решения.

Органы следствия в подтверждение предъявленного обвинения также указали, что уже после вынесения решения суда от 21 апреля 1997 года, то есть после 28 июля 1998 года, К.В. и У. внесли изменения в гражданское дело по иску Ш.В.Н. к М.Г. и Ш.Н.П. и перенесли показания М.Г. из протокола судебного заседания от 26 марта 1997 года в протокол судебного заседания от 18 апреля 1997 года.

Отрицая
данный факт, К.В. и У. пояснили, что в переносе показаний М.Г. из одного протокола судебного заседания в другой не имелось никакой необходимости, поскольку для вынесения решения не имело значения, в каком из протоколов находились ее показания.

Сама М.Г. не показала конкретно, какого числа она давала показания в судебном заседании при рассмотрении гражданского дела и лишь предполагает, что это было 21 апреля 1997 года.

Обоснованно и мотивированно судом отвергнуты доводы органов предварительного следствия о переносе показаний М.Г. из одного протокола судебного заседания в другой, как противоречащие материалам дела, поскольку эти доводы обосновывались заключением Тульского областного суда от 28 июля 1998 года (т. 4 л.д. 61 - 66, 76 - 81), без учета других доказательств противоположного значения.

В приговоре не оспаривается, что в заключении Тульского областного суда от 27 июля 1998 года действительно указано, что факт принятия наследства Ш.В.Н. подтверждается объяснениями Ш.Н.В. и М.Г., изложенными в протоколах судебных заседаний от 29 марта 1996 года и 26 марта 1997 года по гражданскому делу.

В то же время, в приговоре указано, что в названных протоколах судебных заседаний не имеется показаний М.Г., а имеются показания Ш.Н.П. Показания же М.Г. изложены в протоколе судебного заседания по гражданскому делу от 18 апреля 1997 года (т. 1 л.д. 176, т. 2 л.д. 3 - 6).

В заключении Тульского областного суда от 28 июля 1998 года, хотя и не имеется указания на протокол судебного заседания от 18 апреля 1997 года, но фактически делается ссылка на показания М.Г., содержащиеся на л.д. 73 - 74 гражданского дела или на л.д. 5 - 6 т. 2 уголовного дела, то есть в протоколе от 18 апреля 1997 года.

Из показаний свидетеля Т., подготовившей указанный проект заключения Тульского областного суда от 28 июля 1998 года, подписанный и.о. председателя суда Д.В., видно, что она сделала ссылку в заключении на протоколы судебного заседания по гражданскому делу от 29 марта 1996 года и 26 марта 1997 года обобщенно в отношении обоих ответчиков, хотя их показания находились в разных протоколах судебных заседаний.

Обосновывая обвинение, органы предварительного следствия не учитывали данного обстоятельства, не дали оценки приведенным доказательствам и сделали предположительный вывод о переносе подсудимыми показаний М.Г. из одного протокола судебного заседания в другой, что суд обоснованно не мог признать в качестве доказательства их виновности.

Правильным является и вывод суда в приговоре о том, что не нашел подтверждения в судебном заседании довод органов предварительного следствия об искажении К.В. и У. в протоколах судебных заседаний по гражданскому делу показаний ответчиков М.Г. и Ш.Н.П. в пользу истца, о чем в приговоре приведены убедительные мотивы.

К.В. и У. в судебном заседании, наряду с другими, отрицали и данный факт обвинения.

Из решения суда от 21 апреля 1997 года видно, что ответчики М.Г. и Ш.Н.П., оспаривая факт принятия истцом наследства, не отрицали, что он пользовался земельным участком с расположенным на нем спорным домовладением, а ответчик Ш.Н.П. признавал и то, что истец оказывал ему помощь в обработке земельного участка и ремонте дома.

Данные сведения соответствуют содержанию протоколов судебных заседаний и не оспаривались М.Г. и Ш.Н.П. в совместной кассационной жалобе на решения суда, где они признавали факт пользования истцом земельным участком и оказания им помощи Ш.Н.П., но не расценивали это фактическим принятием наследства (т. 2 л.д. 33 - 34).

С указанными протоколами судебных заседаний М.Г. была ознакомлена под расписку, замечаний на них не приносила.

Не противоречит данным обстоятельствам и позиция Ш.Н.П. после ознакомления с теми же протоколами судебных заседаний.

В связи с этим судебная коллегия обоснованно опровергла доводы следствия об искажении показаний ответчиков в протоколах судебных заседаний, как доказательство служебного подлога с целью вынесения заведомо неправосудного решения.

Из показаний К.В. и У. следует, что они отрицают обвинение в части внесения в протокол судебного заседания ложных показаний свидетелей Ш.В.В. и М.Н., не допрошенных в судебном заседании 29 марта 1996 года, и подделки их подписей в подписке, утверждая достоверность этих данных.

При этом из показаний К.В. усматривается, что во внесении в протокол судебного заседания ложных сведений не имелось необходимости, поскольку в решении суда ссылки на показания свидетеля М.Н. не сделано.

Свидетель Ш.А.П. подтвердила, что она присутствовала на судебном заседании 29 марта 1996 года в качестве свидетеля по указанному гражданскому делу и знает, что тогда же в качестве свидетелей были допрошены Ш.В.В. и М.В., которые оба расписались в подписке свидетелей.

Данный факт подтвердил в настоящем судебном заседании и свидетель Ш.В.В., который объяснил, что на предварительном следствии он не мог вспомнить, что его допрашивали по гражданскому делу. После ознакомления с заключением эксперта продолжал утверждать, что подпись в подписке не его, поверив этому заключению. Затем в спокойной обстановке он вспомнил, что допрашивался в качестве свидетеля и расписался в подписке свидетелей и что в этот день у него произошел конфликт с М.Н. в помещении суда.

О конфликте в названный день между Ш.В.В. и М.Н. показала и свидетель Ш.А.Н., а подсудимая У. пояснила, что из-за конфликта между ними она выходила из кабинета и обоим делала замечание.

Из показаний свидетеля М.Н. следует, что он помнит, что давал показания по гражданскому делу, аналогичные изложенным в протоколе судебного заседания, но на следствии отрицал данные факты.

Давая оценку непоследовательности показаний указанных выше лиц на предварительном следствии и в судебном заседании и причинам их противоречивости, судебная коллегия обоснованно и мотивированно признала эти показания недостаточными для признания установленной виновности К.В. и У. в подлоге судебных документов, как это сделали органы предварительного следствия, не дав критической оценки доказательствам.

В связи с этим нельзя признать необоснованным выводы судебной коллегии и о том, что К.В. было вынесено заведомо неправосудное решение, а также им и У. был совершен должностной подлог.

Правильным является и вывод судебной коллегии о том, что факт отмены решения суда в порядке надзора не свидетельствует сам по себе о заведомой неправосудности данного решения, поскольку решение суда и кассационное определение об оставлении его без изменения были отменены не по этому основанию, а из-за недостаточно полного выяснения обстоятельств дела.

Одним из обстоятельств предъявленного К.В. обвинения в получении путем вымогательства взятки от М.Г. по версии органов предварительного следствия явилось то, что К.В. в течение длительного времени не регистрировал заявление Ш.В.Н. и затягивал рассмотрение дела, вынуждая тем самым М.Г. дать ему взятку с размере 3 млн. руб. для вынесения решения в ее пользу. Получив с нее в несколько приемов 2 млн. руб., вынес решение не в ее пользу.

Оспаривая данный факт, К.В. не признал вины ни в требовании взятки, ни в ее частичном получении, а длительное нерассмотрение дела объяснил различными объективными причинами. М.Г. и ее муж М.Н. приходили к нему в кабинет по поводу рассмотрения дела, в том числе, высказывали претензии по поводу вынесенного не в их пользу решения. В этих беседах речь о деньгах шла лишь относительно уплаты госпошлины, судебных издержек и исковых требований. Ни о какой взятке речи не шло, и мер по вынесению решения в пользу М.Г. он не предпринимал. Причиной оговора считает то, что таким способом М.Г. желала добиться отмены судебного решения, которое ее не устраивало, что в итоге и добилась.

В качестве доказательств виновности К.В. в этой части обвинения органы предварительного следствия сослались на показания потерпевших Ш.Н.П., М.Г., свидетелей М.Н., М.С., М.Ю., Д., распечатки содержания разговора между К.В. и супругами М., записанного на аудиокассеты, заключения фоноскопических экспертиз, а также на факты затягивания рассмотрения дела и попытки фальсификации доказательств, на что указывалось выше.

Между тем, после исследования и оценки названных доказательств в судебном заседании, в совокупности с другими доказательствами, судебная коллегия мотивированно пришла к выводу о том, что они не свидетельствуют о наличии события преступления, вмененного в вину К.В.

По данному факту показания потерпевшей М.Г. относительно передачи ею денег К.В., времени и количества ее вызовов к судье являются крайне противоречивыми, о чем свидетельствуют выводы приговора.

Так, из заявления М.Г. от 26 мая 1997 года (т. 1 л.д. 39 - 40) и ее объяснений (т. 1 л.д. 49 - 50) следует, что с лета по декабрь 1996 года К.В. говорил о “заковырках“ по делу, а в декабре 1996 года она предложила отблагодарить его. К.В. ответил утвердительно и назвал сумму в 3 млн. руб.

При допросе 23 февраля 1999 года (т. 1 л.д. 123 - 124) М.Г. заявила, что разговор о 3 млн. руб. был в первую встречу, при этом сначала называла весну-лето, а затем зиму 1996 года.

5 мая 2000 года (т. 3 л.д. 60 - 65) она заявила, что к моменту получения ею копий основного и дополнительного исковых заявлений она к судье К.В. не ходила, поскольку к этому моменту уже состоялся разговор о передаче ему 3 млн. руб. за вынесение решения в ее пользу, в связи с чем она не волновалась за исход дела.

Из приобщенных к настоящему делу копий материалов гражданского дела усматривается, что к 29 марта 1996 года в суде уже находилось исковое заявление Ш.В.Н. и дополнение к нему, о которых указывала М.Г. (т. 1 л.д. 152, 173, 174, 176 - 177).

В судебном заседании М.Г. пояснила, что не может назвать даты встречи с К.В. и передачи ему денег, заявив при этом, что деньги передавала не в тот период времени, который указан в обвинительном заключении, а весной 1996 года, хотя время совершения преступления является обязательным элементом субъективной стороны преступления, подлежащей установлению органами следствия и судом.

Из показаний М.Г. и свидетеля М.Н. усматривается, что передача 1 млн. руб. состоялась до 21 мая 1996 года, после чего потерпевший Ш.Н.П. уехал на лечение, что подтвердил и последний.

В судебном заседании М.Г. не могла объяснить причин противоречий в ее показаниях, а потерпевший Ш.Н.П. и свидетели М.Н., М.Ю. и М.С. заявили, что они не были очевидцами содеянного и подтверждают показания М.О. лишь с ее слов.

Не подтвердила факта передачи денег кому-либо М.Г. и свидетель М., дававшая потерпевшей в долг 1 млн. руб. М.Г. ей не говорила, что деньги нужны для передачи К.В.

Не могла объяснить причину противоречивости показаний и М.Г.

Доводы органов предварительного следствия о том, что после вынесения решения судом М.Г. и М.Н. дважды заходили в кабинет К.В., требовали возврата денег, получения от него обещания сделать это и возврата их при второй встрече с записью их разговора на аудиокассету с помощью диктофона, с последующей передачей записей разговора в ФСБ, распечаткой их содержания и проведением фоноскопической экспертизы в судебном заседании проверены, и сделан мотивированный вывод о том, что приведенные данные не позволяют сделать достоверный вывод о том, что имело место получение К.В. от М.Г. денег в качестве взятки и их возврат.

В приговоре указано, что тексты распечаток записи разговора на трех аудиокассетах (т. 1 л.д. 41 - 48, т. 2 л.д. 92 - 95, т. 3 л.д. 208 - 213), проведенных разными экспертами не соответствуют друг другу, и из их содержания не усматривается с достоверностью факт получения К.В. взятки от М.Г. и последующего возврата денег ввиду технических недостатков аудиозаписей разговора, свидетельствующих о его несвязности.

В частности, М. не оспаривали, что мог быть записан их разговор с К.В. об уплате госпошлины, судебных издержек, выплате компенсации Ш.В.Н. по решению суда за долю в доме.

При возврате денег, по утверждению М., они усомнились в сумме, и К.В. предложил им пересчитать деньги, но такого разговора нет ни в одной из распечаток, чему судебная коллегия дала надлежащую оценку в приговоре.

Одновременно судебная коллегия обоснованно пришла к выводу о том, что заявление М.Г. о даче ею взятки К.В. и аудиозаписи получены с существенным нарушением уголовно-процессуального закона, что свидетельствует о недопустимости данных доказательств, положенных в основу обвинения К.В. и основанных на них распечаток разговора и фоноскопических экспертиз.

В обоснование своих выводов судебная коллегия правильно указала, что М.Г. не помнит, предупреждалась ли она об ответственности за заведомо ложный донос при обращении с заявлением в ФСБ, при ней аудиозаписи не прослушивались и не распечатывались, что подтверждается и заявлением М.Г. от 26 мая 1997 года, на котором отсутствует указанное выше предупреждение (т. 1 л.д. 49 - 50).

Из протокола осмотра аудиокассет и прилагаемой распечатки разговора следует, что содержание разговора распечатано на компьютере (т. 1 л.д. 44 - 48, 51), а распечатка удостоверена лишь начальником отдела УФСБ Н., отрицавшим свое участие в ее распечатке.

Из показаний свидетелей Л., Н., Д. и потерпевшей М.Г. следует, что в момент осмотра аудиокассет их не прослушивали и распечатку не производили, компьютера в служебном кабинете, где это происходило, не было, и распечатка там не могла быть произведена. Где, когда и кем именно была произведена распечатка, они пояснить не могли.

Таким образом, в приговоре правильно указано, что до осмотра аудиокассет с участием понятых и приобщения их к делу они уже находились в распоряжении работников ФСБ и были распечатаны.

Из протокола от 26 мая 1997 года (т. 1 л.д. 51) видно, что продолжительность одной аудиозаписи составляет 15 минут, а продолжительность другой не указана, тогда как, по заключению экспертов (т. 2 л.д. 91, 98), продолжительность разговора на кассетах составляет соответственно 18 минут 30 секунд и 2 минуты 23 секунды, а по заключению эксперта от 28 сентября 2000 года (т. 3 л.д. 193, 214), продолжительность разговора составляет 18 минут 27 секунд и 2 минуты 8 секунд.

При таких обстоятельствах судебная коллегия обоснованно указала, что данные доказательства ввиду их недопустимости и противоречивости не могли были положены в подтверждение виновности К.В.

В судебном заседании установлено, что длительное нерассмотрение гражданского дела было обусловлено объективными причинами, указанными в протоколах судебных заседаний, а поэтому выводы органов следствия об умышленных действиях К.В. по затягиванию рассмотрения дела с целью вымогательства взятки являются лишь предположением, не основанном на доказательствах, и не свидетельствуют о наличии самого факта преступления.

Не может свидетельствовать о совершении К.В. преступления и то, что свидетель Д. просила М.Г. забрать заявление о привлечении К.В. к уголовной ответственности, тем более, что в судебном заседании Д. пояснила, что с указанной просьбой она ходила к М.Г. по собственной инициативе, без ведома К.В.

Дав правильную оценку доказательствам в их совокупности, судебная коллегия мотивированно пришла к выводу о том, что противоречивые показания М.Г. о даче взятки К.В., показания ее и свидетеля М.В. о возврате К.В. денег, полученных в виде взятки, а также производные от их показаний показания потерпевшего Ш.Н.П., свидетелей М.С., М.Ю. при наличии у потерпевших М.Г., Ш.Н.П. неприязни к К.В. в связи с вынесением решения не в их пользу, послужившим поводом для их обращения в ФСБ, не могут быть признаны достаточными доказательствами не только для подтверждения виновности К.В. и У. в инкриминируемых им деяниях, но и самого события уголовно-наказуемых деяний.

Одновременно судебной коллегией обоснованно указано, что органами предварительного следствия при предъявлении К.В. обвинения было допущено существенное противоречие в тексте обвинения, где указано, что К.В. вымогал взятку у М.Г. и получил ее за вынесение решения в ее пользу и в то же время ему предъявлено обвинение в совершении фальсификации и должностного подлога для вынесения решения в пользу истца Ш.В.Н.

При таких обстоятельствах, при отсутствии доказательств наличия события преступления и процессуальных оснований для направления дела на дополнительное расследование, суд обоснованно постановил в отношении К.В. и У. оправдательный приговор, который соответствует требованиям ст. ст. 301, 314 УПК РСФСР и является законным, обоснованным и мотивированным.

Доводы протеста сводятся, в основном, лишь к перечислению и оценке доказательств, положенных в основу предъявленного К.В. и У. обвинения, с указанием на их неправильную и необъективную оценку в приговоре. Данные доводы протеста по изложенным выше основаниям нельзя признать состоятельными и подлежащими удовлетворению.

Поскольку все изложенные в протесте доводы были предметом исследования в судебном заседании, и на основании надлежащей оценки доказательств эти доводы были мотивированно опровергнуты в приговоре и кассационном определении, оснований “ля их удовлетворения и отмены состоявшихся судебных решений не имеется.

Руководствуясь п. 1 ч. 1 ст. 378 УПК РСФСР, Президиум Верховного Суда Российской Федерации

постановил:

протест заместителя Генерального прокурора Российской Федерации по делу в отношении К.В. и У. оставить без удовлетворения.